Для чего вообще нужна эта жалкая единица измерения пространства - время, если жизнь его будет длиться бесконечно долго - ровно столько, сколько прикажет он сам, ровно столько, сколько будет он пожирать темную энергию человеческих сердец, - до конца самого мира. Грехи, бездумно совершаемые смертными, их непринужденная манера всегда цепляться за жизнь, даже если очевидно, что выхода нет - вот все, что поддерживает его здесь. Давно... как же давно он не видел текущую медленно и тихо реку Стикс, Харона, вечно угрюмого, но мрачного - давно, как же давно! А как же те чертовы пустоши на территории Ада, по которым редко ступает даже нога демона, как же черные, выгоревшие леса, такие неприступные, но настолько поражающие своей загадочностью. Как же, как же бары и бордели в Дите, как же скалы и горы, вулканы, денно и нощно извергающие лаву, завораживающую взор так, что это зрелище потом сложно забыть. Его владения, его жизнь, в которой не было места этому жалкому мирку, в котором он, словно отшельник, провел ни один десяток лет, которому он обязан своим положением, который годен лишь на то, чтобы снабжать его пищей. Нет... ему даже казался невероятным тот факт, что он, демон, уважаемая личность, известная в любом уголке Преисподней, теперь обязан влачить здесь столь жалкое существование - существование, недостойное демона. Интересно, сколько мышек уже нашептали в подземном царстве о его положении? Унижение это было воистину нестерпимым... сколько же, сколько из них уже осмеяли его, со столь поразительной легкостью обманутого, обворованного... и кто, кто же сделал такое с ним?!
Но теперь всему настанет конец. Ведь нужно совсем немногое - убийство, не больше. Убить, отправить в забвение, и да попадет этот наглец, запятнавший его имя, в самые недра Ада! Нет... он сам позаботиться об этом! Он заставит его испытывать страдания воистину ужасающие, он заставит его вымаливать прощение - его сознание преисполниться боли, как физической, так и душевной. Хотя, с каких это пор он стал таким? Месть? Что за глупость, зачем ему это надо? Разве он когда-нибудь причислял себя к низшим демонам, не способным даже нормально изменить свою форму, которые грезят о том, и только о том, чтобы убить кого-то, растерзать, победить? Да, этот мир и впрямь творит с ним невероятное... все-таки, он не позволит ему кончить так быстро... он еще потреплет его - а отобрать жизнь он всегда успеет, - да и кто может ему помешать?
Время, как будто бы замедлившее свой незримый ход на какой-то определенный промежуток времени, могло бы привести некоего безымянного мыслителя к столь искомому им ответу. Да и весь тот день, переполненный до краев насыщенной необычностью, как будто бы высосал из демона все силы - несмотря на переполнявшее его ликование от скорой победы над дураком, который посмел запятнать его имя, он чувствовал себя воистину опустошенным, растерянным. Признаться, Везельвул и сам не до конца понимал первопричину, благодаря которой он теперь не чувствовал ни рук, ни ног, да и голова его была словно изнутри набита ватой. Не сняв с себя одежды, как, впрочем, он поступал и во все предыдущие годы своего существования на земле, он растянулся во весь рост на утлом, замшевом диванчике, от которого как будто бы слабо отдавало ландышами. Взгляд его был устремлен в потолок в одну определенную, но не несущую особого значения точку, а мысли его лежали неровным пластом где-то на дне его сознания. Да и вся радость, что переполняла его едва минуту назад, улетучилась в пару мгновений. В какой-то миг в душе его шевельнулось неясное волнение, но демон быстро забыл про него. Он не чувствовал практически ничего, а только еле слышное, слабое желание ускорить движение механизма Вселенной и поскорее провести ночь по земному небосклону. В таких мыслях он и провел остаток того времени, что было по некоему предписанию определено им на сон.
С незаметным наступлением дня, когда в небольшом хозяйском дворике возвестил о восходе солнца общипанный красный петух, которого, видать, собратья не раз били клювами по затылку только за то, что он имел виды на соседских курочек, прокричал нечто среднее между собачьим лаем и вороньим карканьем, демон уже успел оправить свой костюм перед зеркальцем и, зло выдохнув из себя воздух, натянул на руки черные кожаные перчатки. Ведь хватило бы кинуть один взгляд за окно, чтобы убедиться в том, что ночью на улице шел самый настоящий ливень. Теперь снаружи несло тем редким зимним холодом, который уже весною навещает подлунный мир с большим опозданием; а влажная, покрытая росой, реденькая травка, почти вся съеденная курами и утками, и однобокая телега, прислоненная к ограде и, судя по тому, насколько попорчена древесина, не использовавшаяся давно, только завершали этот унылый образ. Да и, говоря начистоту, и у самого Зеллуса на душе было ой как несладко. Вернее даже будет сказать, он чувствовал себя просто-напросто отвратительно. Да что там - он ежесекундно корил себя, называл ополоумевшим бесом, которого явно перепоили под вальпургиеву ночь огненным виски, а так же идиотом, умудрившимся за одну чертову ночь нарушить ни один демонический закон и едва ли не рвал на себе волосы. Только с криком глупой птицы, разрезавшим подобно ножу тихое утро, он осознал, что сам того не подозревая, заснул, видимо, только потому, что ввечеру призвал армию химер из мира слишком уж далекого, на что несомненно требовались большие, нет, колоссальные затраты энергии. Только через десять минут после резкого пробуждения он с изумлением и даже толикой ужаса осознал, что больше не ощущает в пределах нескольких километров ауры своей столь желанной добычи. Вначале его словно бы парализовало - он непонимающе "ощупывал" каждый уголок во всем большом поместье, но мог нащупать лишь несильный энергетический след, оставленный джинном, еще достаточно ясный, чтобы выйти на него самого. Он готов был поклясться седьмым кругом Преисподней, нет, самим Люцифером, да будет вечно его имя, что глупее его демона еще не существовало, и что нужно было поступить именно так, как он и хотел поступить с самого начала - уничтожить цель и забрать то, за чем он гнался столь долгое время. Господи Боже, как, как он мог так оплошать, как мог - черт возьми, даже думать об этом не хотелось! - заснуть и позволить своей мишени ускользнуть из его рук...
Везельвул уже обходил небольшую комнату кругом в тринадцатый раз и уже в тринадцатый раз нервно оправлял изрядно помятый воротник своей рубашки, когда в комнату, еле слышно приотворив дверь, заглянул хозяйский служка и с некоторым сожалением в голосе возвестил о том, что товарищ демона ушел еще до рассвета и, так и не откушав с господином, отправился в сторону города. Сразу же после этого, наполовину пройдя через дверной проем и то и дело подтягивая вельветовые штаны, которые, судя по всему, были ему велики, он от лица своего хозяина пригласил демона на завтрак и, шмыгнув носом, быстро выбежал вон, спотыкаясь о длинные штанины. Зеллус вздохнул и рассеяно взглянул туда, где мгновение назад стоял паренек; город, значит. В связи с недавними событиями демону не больно хотелось посещать людные места, а тут, впрочем, и хозяин показался своим завтраком. Демон не спеша приблизился к двери и, прислонившись к ее косяку, невесело усмехнулся. Ну что ж, джинна он нагонит и так, и так. А обижать столь гостеприимного человечка было бы весьма некультурно. Везельвул с легкостью "накинул" на лицо приятную улыбку и, напоследок оглядев злосчастную комнату, вышел, не забыв при этом закрыть за собой дверь.
Едой, как выяснилось после, хозяин себя не очень баловал; яичница, горка кулебяк на тарелке, картофельный салат, мясные тефтели в винном соусе, а так же пара кувшинов с фруктовой водой, которая явно приберегалась господином для особого случая, а потому не только отдавала неприятным запахом, но и вкусом. Однако же за столом гость и хозяин разговорились, а бокальчик красного таллеровского вина только сблизили их. Демон сразу же не приминул поинтересоваться у мужчины, насколько далеко отсюда находится город. Тот же, вытерев салфеткой обмоченные в напитке черные густые усы, с охотою сообщил Зеллусу, что город находится неподалеку, ну а коли он интересуется тем, куда изволил направится его спутник, то он осмеливается предположить, что того можно найти где-нибудь в торговом районе; ведь по его словам он сразу же заприметил в приятном молодом человеке торговца, и очень сожалел о том, что недавно спряденную шерсть, а так же пеньку он продал недавно за ломаный медяк одному купцу из города - вот была бы для него радость, коли удалось повернуть время вспять. Везельвул согласно кивал хозяину, добавлял что-то свое о том, насколько повысилась плата за провоз товаров через границу и при этом успевал расхваливать его великолепное вино, хотя на самом деле к своему веселью обнаружил в нем мертвую муху.
После завтрака демон горячо отблагодарил хозяина за гостеприимство и доброту, ведь не будь его, они б с товарищем и не знали, куда податься после того, как словно подожженная нечистым духом сгорела таверна, в которой они остановились, а так же почти все их вещи и припасы. При всем этом лицо Зеллуса, его мимика, рот, глаза, жесты - все изображало в нем искреннюю признательность, да, верно, настолько сильную и действенную, что владелец усадьбы едва не прослезился и, видимо, чуть удержавшись от того, чтобы не обнять столь полюбившегося ему гостя, велел служке принести уважаемому господину несколько золотых на дорогу и, крепко пожав Везельвулу руку, пожелал счастливого пути. Демон отвесил хозяину полупоклон и, сунув горсть звенящих и поблескивающих на свету монет в карман, направился к выходу из усадьбы. Едва он вышел наружу и вдохнул полной грудью манящий и пробирающий до костей морозный воздух, как от кончиков пальцев его до носа прошел легкий, почти невесомый сигнал:
- Видимо, у нашего чудака собрались еще гости, - подумалось демону и он, сопровождаемый вплоть до калитки подосланным парнем-слугой, покинул пределы хозяйских владений. Ах, как ни странно, на душе, если такая, конечно, у него имелась, снова было легко, он чувствовал, что победа практически у него в руках. Хех, да какая же в данной ситуации победа?
- Он практически у меня в руках, - думал Зеллус, измеряя неровную, глинистую тропинку широким шагом, хотя, ввиду недавней погоды, сапоги его то и дело утопали в хлюпающей жиже, - игра скоро закончится - и на этот раз я не буду растягивать ее настолько, чтобы роли наши поминутно забывались. Скоро кошка поймает мышь, или, лучше сказать, мышеловка захлопнется.
Время снова запустило свой медленный, но неотвратимый ход. Что-то затикало, закрутилось, завертелось в этой табакерке, зовущейся миром, и действия, которые до недавнего ползли медленно, подобно надвигающемуся грибному дождичку, теперь неслись вперед и вспять быстро настолько, насколько быстрой, молниеносной и всепоглощающей бывает столь распространенная в далеких пустынях, где, нагретые пламенным солнцем, выживают лишь черные циклопические плиты, оставленные там неизвестными, вероятно, внеземными расами. Демон взял себя в руки и отступать был не намерен. Точнее говоря, для него было бы просто непростительной ошибкой - вновь оступиться. Тем более, кто знает, возможно второго шанса не будет. А судьба имеет жестокую привычку менять свой ход, образуя некие ответвления от основного, исходного сюжета жизни.
И, возможно, стоит ему совершить очередную глупость, как всеведущая мышеловка, именуемая Роком, захлопнется на шее самого охотника.
Отредактировано Veselvul (2011-04-15 07:02:14)
