Сердце робко толкнуло кровь по венам. Второе сердце не решилось повторить подвиг первого и промолчало. Но дерзкая мышца, нарушившая уютную тишину мёртвого тела, повторила свой бесцеремонный поступок ещё раз, пробуждая организм от … сна?
Нет, не сна, проворчала бы осмодулла, кабы умела говорить. Ещё бы, как тут не ворчать! Тело кормили и поили, холили и лелеяли, насыщая костную ткань керамитом, а теперь из не переломанных костей остался один копчик, да и то не факт! О каком, к чёрту, сне может идти тогда речь?
Несчастная бископия, живущая в том, что осталось от грудной клетки, готова была разрыдаться горючими слезами, ведь почти все её труды пошли насмарку. Мышцы были разорваны, не справившись с колоссальным воздействием из вне. Всё это произошло из-за дурацкого доспеха, который не смог защитить своего владельца.
Но как бы ни было разбито тело, одно из двух сердец упорно продолжало биться внутри человека. И его старания не были напрасными! Ведь, как известно, из искры может разгореться мировой пожар, и подобно новому полену в этом самом пожаре объявился имплантированный в аорту гемастамен. Он сразу же решил максимально насытить кровь кислородом, да так разошёлся, что чуть не переусердствовал.
Хорошо ещё, что за всеми этими трепыханиями следил орган Ларрамана. Безусловно, этот самый орган понятия не имел отчего его так назвали, но очень надеялся, что не по имени предыдущего владельца. Как бы то ни было, одноимённые тельца поступили в кровь, старательно образуя новую кожу там, где её не хватало. А не хватало её изрядно, не иначе можно было бы и сапоги себе сшить новые.
Усилия незаурядных внутренних органов дали толчок каталептическому узлу, что располагался недалеко от основания черепа. Мозг осознал степень повреждения тела и решил милостиво погрузить большую часть себя в сон, а не как обычно – лишь некоторые сектора, чтобы обладатель этого самого мозга мог бодрствовать неделями и не засыпать полностью. Поговаривают, что киты и кашалоты тоже так умели делать, но они были всего лишь животными, а тело принадлежало венцу природы – человеку.
Мозг был крайне удручён тем, что случилось во время его неработоспособности. И перво-наперво решил исторгнуть из предварительно желудка, именуемого преомнором, всё содержимое. Иначе дело могло закончиться очень грустно: отравлением с летальным исходом. Из бедолаги преомнора через пищевод и ротовую полость были вытошнены куски явно некогда разумных существ, ведь как иначе можно было назвать кусок кисти руки, украшенной кольцами?
На этом угомонилась омофагия, которая решил вопреки всему случившемуся передать в головной мозг из спинного всю информацию о владельце той части тела, которая загадочным образом оказалась в преомноре.
Процесс был бы намного более скор, кабы мультилёгкие остались целы. Но из трёх существующих в грудной полости органов дыхания уверенно работал лишь один. Оставшиеся в покое части дыхательного аппарата рапортовали в мозг о том, что выведены из строя и тело ещё долгое время не сможет вдохнуть полной грудью.
Всё это время в истерке бился оккулоб, пытаясь понять все остальным органам, что глаза открыты и даже прозрачное веко опущено, но оттуда не идёт совершенно никаких сигналов. Даже при полной луне сверхострое зрение не могло различить свет и тень. Мозг этому был крайне не рад, опасаясь, что зрение утрачено навсегда.
Чтобы удостовериться в том, что сейчас действительно ночь и рядом просто обязаны стрекотать цикады, мозг обратился к уху Леммана, или, как ему больше нравилось, когда его называют, Лиманна. Это самое ухо радостно сообщило, что никакой дезориентации в пространстве нет. Мозг же тем временем прямо таки изнемогал от желания закрыть лицо руками и сказать что-то вроде: «С какими идиотами мне приходится работать!». Но, увы. У невезучего мозга не было ни рук, ни лица да и говорить у него не получалось совершенно. Серое вещество решило на всякий случай проверить стазис-мембрану, вдруг она не активна и идиотское ухо банально не справляется с потоком информации вследствие повреждения? Но нет, организм был погружён в глубокий здоровый сон и ни какие внешние воздействия ему не мешали заниматься нужными делами.
На вопрос мозга о радиации меланохром лишь развёл воображаемыми руками, мол, таких не держим. И мозг хотя бы немного да успокоился. Ложка мёда в бочке дёгтя прямо-таки.
Оолитовая почка совершенно никак не отреагировала на запрос от начальства. У неё и так было неприлично много работы с которой две другие её подружки совершенно не справлялись. Кровь была наполнена таким количеством яда, что тяжело было определить, где эта самая кровь, а где отравленная часть.
На вопрос о том, как и когда в тело попал яд, невроглотис ответил утвердительно. Да, яд был и да, он смертельно опасен. И, что самое главное, этот самый яд задержался в том, что мозг приказал отрыгнуть из предварительно желудка.
Мукраноид тоже не сидел без дела и бережно заставлял те части кожи, что ещё остались на теле несчастного создания генерировать пот. Этот самый пот благодаря мукраноиду охлаждал израненное тело и препятствовал перегреву.
Что-то невнятное попыталась молвить железа Бетчера, но получилось у неё это так непонятно, что слюни потекли по подбородку того, что некогда было телом человека. Хорошо ещё, что контактная кислота, примешиваемая к слюне железой, не действовала на самого владельца рта.
Чёрный панцирь был неизменен на теле и надёжно защищал от любых невзгод те места, на которых сохранился. К сожалению, лишь малая часть тела осталась покрыта этой специфической бронёй.
Но вопреки всем невзгодам прогеноиды делали своё дело. Именно они не давали искалеченному существу забыть, что оно есть на самом деле. Каждый миг прожитой жизни воина, а этот цепляющийся за жизнь шмат плоти был именно воином, надёжно фиксировались в надежде передать накопленный опыт будущим поколениям. И именно прогеноиды заставили мозг бороться за существование. Не важно что случилось с телом, и совершенно не имеет значения ситуация, сложившаяся сейчас, важно лишь одно – твердая уверенность в том, что ты борешься за право дело.
Глаза того, что явно было трупом, едва уловимо дрогнули, и в них появилась искорка сознания. Глаза очень медленно посмотрели направо, затем, налево. Их взору открылась кошмарная картина смерти и разрушения. От горизонта и до того самого места, где полулежал нежилец землю покрывали трупы. Некоторые были одеты в чёрно-белые доспехи, некоторые в серую форму военного покроя, а некоторые так и вовсе были полуобнажены. За спиной у того, что упорно отказывалось умирать, находились остатки стены, а за ними что-то беспощадно дымило, заволакивая окружающий мир едким дымом.
Воин решил встать на ноги, но оказалось, что у него их нет. На том самом месте, где должны были располагаться конечности, верой и правдой служившие так много времени, торчали обломки костей и лоскуты плоти.
Воин попытался помочь себе руками, но выяснилось, что теперь вернее будет говорить «рукой». Левая верхняя конечность обрывалась примерно на середине плеча. Зато правая была практически целая, лишь не досчитывалась двух пальцев. Эта самая рука стала скрести по земле пальцами, стараясь дотянуться до того, на что уставились глаза. А они смотрели на сломанный меч. От смертоносного орудия уничтожения осталась лишь рукоять, незначительная часть гарды да десяток сантиметров клинка.
- Боль…  - прошипело что-то, что некогда было ртом и горлом, - … иллюзия чувств.
Рука наконец добралась до меча и намертво сомкнулась на рукояти. Изувеченный воин после этого действия почувствовал облегчение. Его сознание боролось с нестерпимой болью, но к этому он был готов. За долгие годы битв солдат осознал, что никогда не умрёт своей смертью, и очень вряд ли окажется так, что она, в конечном итоге, окажется безболезненной. Поэтому нечеловеческие истязания его мало удивили. Другое дело, что бороться с ними было ужасно тяжело. Хотелось смежить веки и тихо уснуть.
- Отчаяние – иллюзия разума! – Громогласно объявил свежеиспечённый калека, отрицая возможность сдачи смерти без боя.
Вернее, ему показалось, что крик его был подобен рыку льва. На самом деле даже стоящий в метре от него человек вряд ли расслышал хотя бы половину слова.
Воин понимал, что это его последний бой. Бой в котором победить уже не удастся. Не придут на подмогу боевые братья, закованные в шагающие саркофаги. Не будет смертоносных лучей с неба, испепеляющих города недруга. А будет лишь усталость и сон. Но чёрт дери каждого обитателя вселенной, если Герхарт сдастся.
- Так тебя зовут Герхарт? – Спросило что-то огромное и нескончаемо яркое. Голос был властным, но одновременно добрым и очень дружелюбным. Такому голосу хотелось подчиняться и совсем не хотелось противиться. Герхарту припомнилось, что в истории человечества уже был один лидер, который имел колоссальные размеры и любил одеваться в золотое. Неужели..?
- Да, это я, сын мой. – Улыбнулось сияние. Как оно это сделало – так и осталось загадкой, но израненный воин отчётливо понял, что Он улыбнулся ему. – Я знаю, что всю свою жизни ты служил моему делу, но сейчас ты должен лишь ответить на два вопроса: «кто ты?» и «Сколько тебе лет?». -
- Меня … зовут … Герхарт. – Прошептал воин. С каждым сказанным словом говорить становилось легче, как будто что-то извне вливало в него силы. – Я … из … братства меча … батальной роты маршала … Корнелиуша.
- Поведай о том, как ты оказался здесь, Герхарт. Только не старайся что-то утаить от меня. – Голос приобрёл едва уловимую нотку угрозы, но даже её хватило тому, кто не ведает страха, для того, что невообразимо испугаться.
-  Я был рождён в миллениуме тридцать девятом, году восемьсот восемьдесят седьмом. Сейчас идёт двести тридцать седьмой год моего служения Тебе. – Проговорил Герхарт своим обычным голосом. Не было проблем ни с дыханием, ни с выбитыми зубами и даже сломанная челюсть не мешала теперь вещать. - В диком мире, где чтут Тебя и верят, что когда-то ты вернёшься из скитаний среди далёких звёзд. Также там чтят Твоих сыновей, но лишь тех, что не предали Тебя и не покорились губительным силам.
- Продолжай, сын мой. - Подбодрил начало истории голос.
– В пятнадцать лет я принял участие в испытании и был выбран твоими верными ангелами смерти для вступления в их орден. Моё обучение было тяжёлым, но результат превзошёл все мои самые смелые ожидания. Я стал практически равным посвящённым в физическом смысле, но был далёк от того, чтобы стать им равным в боевом искусстве. Долгие годы мне пришлось провести в нескончаемых тренировках и молитвах Тебе пока я не был удостоен чести стать неофитом, обучаемым личным мастером-наставником. Этим человеком стал брат Рэкло. Старый воин, который умел делать из робких юнцов настоящих ас … - Воин закашлялся и из его рта хлынула кровь, обогащённая сгустками и слизью. 
- Переведи дух, мой верный ангел. Не торопись. И утри кровь с губ своих. – Ласково, совсем как ребёнку, посоветовало сияние.
Герхарт потянулся левой рукой к губам и вытер их тыльной стороной ладони. Ладони. Ладонью руки. Руки, которой ещё несколько минут назад не было. Опасаясь, что рассудок начал отступать под натиском неминуемой кончины, мужчина продолжил рассказ. Не заставлять же Его ждать!
– Но брат Рэкло пал на пятом году похода «Гефест» при освобождении Гелеопонта. Его разорвал на куски призрачный лорд этих выродков эль … – в сознание Герхарта что-то изменилось и он неуверенно закончил, - … фов? Эльфов. Так моя инициация была отложена ещё на полтора десятка лет. И лишь при осаде крепостной башни Тана Гелиада мой новый инициат, брат Тоув, посчитал меня достойным быть равным всем боевым братьям. Тогда я навеки потерял статус неофита, но приобрёл звание посвящённого. Мне был пожалован полный комплект доспехов и накидка, какую носит каждый из нас. С тех пор минуло много битв. Это и знаменитое Казиротское наступление, в котором мы лишились всех наших собратьев, закованных в сверхтяжёлую броню, но не дрогнули и силой духа и меча доказали, что можем атаковать силы врага в десятки раз превышающие наши. – Воин собирался что-то сказать, но на миг умолк, будто в его голове какие-то события исчезали, освобождая место для других. – И защита Домуса Магны, где я впервые был избран Твоим Чемпионом и сразил в поединке демона разрушения, пронзив его глотку мечом, освящённым капелланом. При победе у Врат Суккубов меня наградил за храбрость сам маршал Бруннер, тогдашний предводитель нашего похода, павший при нападении врага на Домус Магна. А на двенадцатом году восстания «Слёз» мне были дарованы почести служения в братстве меча. С тех пор я сражался под штандартами верховного маршала и в каждую битву шёл, как Твой чемпион. И лишь здесь, на третьем году похода Мучений, в Заливе Падали, я подвёл Тебя. Мои братья мертвы, а сам я … – Герхарт не нашёл что сказать и зажмурился, сгорая от стыда. Ведь именно в тот день, когда настал миг Его внимания, воин превратился в никчёмный обрубок плоти, что тщетно цеплялся за жизнь.
– Какой обет ты исполнял во время последнего боя? – Молвил Он с интонацией задумчивости.
– И пришло время сокрушить отпрысков тьмы. Даруй нам силу пронзить их нечестивые сердца. Заполнить широчайшие поля и глубочайшие пропасти их смертными оболочками. Заглушить залпы тяжёлых катапульт их смертными криками. Обрушить разрушения на их бастионы в вихре огня, чтобы истребить их до единого отпрыска. Чтобы изгнать их в самые пустынные из земель, жалких и в лохмотьях, ищущих убежища в могиле. Мы просим этого во имя гнева, Владыка Человечества!    – Без запинки сказал раненый боец. По скорости произношения и слегка остекленевшему взгляду можно было сразу понять, что эти слова Герхарт знал наизусть и мог в любое время дня и ночи воспроизводить их.
– Отринь колдовство, сокруши ведовство. – Сжал до удобоваримого размера голос. - Весьма похвальный обет. И, как я вижу, ты с ним справился. Не терзай себя угрызениями совести, или ты забыл боевой клич вашего ордена?
- Без жалости! Без сожаления! Без страха!     – Тут же выпалил чемпион воинства.
- Я помню, что ты всегда ставил интересы человечества выше собственных. Да и выше интересов ордена. И я не забыл, что более двух столетий ты нёс свет во тьму, даруя смерть всем нечестивцам, что устремлял свой взор во мрак. И все эти бесчисленные годы закалили тебя ровно так же, как пламя закаляет клинок. Но ответь мне на один вопрос, ты не устал от всего этого? – Не без ноток коварства поинтересовалось сияние.
–Нет. – Без раздумий молвил воин. - И никогда не устану. Лишь смерть может избавить меня от клятвы, что я принёс, вступая в орден.
- Именно этого я и ожидал. Ты и твои братья – вот самое страшное из моих орудий. Намного важнее, что вы бьётесь с верой в сердцах, чем то, что вы закованы в доспехи и орудуете своими страшными мечами. Безупречно орудуете, надо сказать. – Сияние переместилось немного в сторону и стало намного ярче, чем было прежде, на миг ослепив Герхарта. - А теперь иди и омой своё тело в реке.
Воин не мог поверить чуду, что случилось с ним. Мало того, что из мира полного смерти он чудесным образом попал в какой-то лес, так ещё и вместо культей ног можно было лицезреть свои собственные, полноценные, нижние конечности.
Не тратя зря времени, чемпион направился к реке, что находилась невдалеке от того места, где он только что лежал. Как только остатки доспеха были сняты, а то, что осталось от меча, упало на тёплый песок, Герхарт ринулся в воду. Он плескался, как ребёнок, получая удовольствие от воды и лунного сияния. Когда же мужчина накупался вдоволь, то стал на ноги и некоторое время не шевелился, дожидаясь, пока не пропадут круги на воде.
Он не сразу узнал своё собственное отражение. С глади воды на него глядел мужчина около сорока лет от роду. У него был высокий лоб и глубоко посаженные глаза, которые смотрели из под чёрных бровей. Голову покрывали густые, коротко стриженные тёмные волосы, а нижнюю челюсть укрывала от взгляда такая же густая, но не слишком длинная борода. Плечи были намного шире, чем у любого нормального человека, да и всё телосложение разительно отличалось от привычного для обывателей. Мышцы казались огромными и так выпирали из под кожи, что казалось, будто вот-вот и она прорвётся под напором плоти. Герхарт знал, что кажется неуклюжим, но чертовски огромным медведем, которому даже самые рослые мужчины не дотягивают до плеча. Но десятки и сотни лет нескончаемой практики ведения боя развили реакцию и ловкость до небывалых высот. Старый воин видел в отражении сверхчеловека, который во много раз сильнее, опытнее и опаснее любого головореза.
Так он провёл некоторое время, созерцая своё отражение. Затем же выбрался на сушу и обнаружил, что остатки чёрного панциря пропали с кожи. Это очень сильно испугало того, кто не ведает страха. Неужели Он лишил своего чемпиона самого главного защитного покрытия тела? Это страшный позор и с ним жить по определению будет невозможно. Самые чёрные мысли полезли в голову Герхарта. Мысли о трусости, проявленной на поле боя. Мысли о вине перед павшими товарищами, ведь как так могло получиться, что он один остался жив? И, что было самым ужасным из того, что лезло ему в голову – мысль о предательстве веры. У него отрастают руки и ноги. Восстанавливается организм, а сам воин перемещается куда-то вдаль от поля брани. Это колдовство! Его душу терзает какой-то из демонов, всё больше совращая с пути служения Ему…
– Успокойся. – Властно пророкотал голос. В нём было столько мощи, что хватило бы для испепеления нескольких миров. – Ты заслужил покой. И всё это вовсе не иллюзия. Отныне этот мир будет твоим домом, и ты должен будешь продолжать зажигать свечи веры там, где сгущается мрак тьмы. В двух сотнях шагов возле камня в форме креста ты найдёшь одежду. Оружие тебе в ближайшее время не понадобится, в этом мире ты сможешь защититься и без него. Запомни, ты больше не воин с далёких звёзд, а обычный человек. Я запрещаю тебе приносить в этот мир любые технологии, работу которых ты понимаешь. С тебя будет достаточно воинского умения, что ты приобрёл за столетия походов. Кроме того, я наказываю не бросаться на каждую «адскую тварь», желая втоптать его прах в землю.
А теперь ступай и живи.
Герхарт моментально исполнил Его волю, повернулся и зашагал в случайном направлении.
Когда же он осмелился повернуться, чтобы ещё раз увидеть Всемилостивого, поляна была пуста и лишь полная луна освещала окрестности.

Отредактировано Герхарт (2011-11-06 21:36:47)